Знакомство. Наталья Журавлева: моя история - сказка про Золушку

 

Автор: Ирина ШВЕДОВА.

«Московская правда», 22/09/2000.

 

Не так давно в "Табакерке", которая, как известно, буквально "кишит" молодыми звездами, появилась чудная актриса - Наталья ЖУРАВЛЕВА. Настоящая звезда на возрастные роли. Свахи, бабушки, нянюшки - это все ее епархия. Они у нее получаются живые-живые, часто смешные и всегда очень добрые. В новом спектакле театра "Не все коту масленица" Наталья Дмитриевна вообще играет свою бенефисную роль, играет темпераментно, с юмором, то и дело срывая аплодисменты. В этом году ровно сорок лет ее творческой деятельности, а на днях она получила звание заслуженной артистки России.

- Наталья Дмитриевна, от души поздравляю вас с получением этого звания. Давайте вернемся немножко назад и вспомним ваше начало. Как же вы решились стать актрисой, имея такого знаменитого папу - мастера художественного слова Дмитрия Николаевича Журавлева? Мне кажется, эта ситуация больше присуща нынешним временам, когда пошла повальная мода на актерские династии.

- У нас была особенная семья, и особенность ее именно в личности моего отца. Он был не только выдающимся артистом, но и удивительно духовным человеком, добрым, нежным. Они с мамой за 56 лет совместной жизни ни разу не поссорились. Мы с сестрой жили в любви, дружбе, ласке. Мама старалась, чтобы в доме всегда была творческая атмосфера. Наш дом был очень гостеприимным, но даже во время обычных обедов на даче мама всегда заводила серьезную беседу о чем-нибудь интересном. Мы с сестрой хихикали над ее "умными разговорами", зато потом поняли, как это много нам давало. У нас дача была в поселке НИЛ (наука, искусство, литература). Кругом - актерская детвора, но именно наши родители придумали ставить детские спектакли - отрывки из классики. В "Женитьбе" я сыграла первую свою роль свахи, Наташа Захава играла тетушку. А еще с нами на даче жила дочка нашего арбатского дворника, которая играла Агафью Тихоновну. Приезжал Миша Державин, Шурик Ширвиндт жил подолгу. Мы с ним играли Коринкину и Миловзорова из "Без вины виноватые". Смешной он был, на скрипке тогда играл, ведь его папа был очень хорошим скрипачом. Часто вспоминает, как "все началось на даче у Журавлевых".

- И публика была?

- Еще какая. Хотите имена? Шпиллер и Кнушевицкий, Эренбурги, Борис Захава с женой. Я просто помирала со страху перед "выходом".

- Дмитрий Николаевич уже тогда почувствовал, что есть в вас актерская закваска?

- Я тогда была толстая, смешная, но очень боевая, с характером, и роли эти мне как раз подходили по типажу. Успех был большой. В общем, к окончанию школы мы с сестрой решили поступать в театральный. Сестра не поступила. А я на следующий год бегала по всем институтам. И хотя мы жили буквально в одном доме со Щукинским училищем, мне больше понравилось в Школе-студии МХАТ. Маргоша Володина, которая потом сыграла Комиссара в знаменитом фильме "Оптимистическая трагедия", училась на втором курсе. Была такая красивая, ласковая, и так она приветливо нас, абитуриентов, встречала, что я прямо загорелась поступать только туда. Сам-то МХАТ меня мало привлекал, мне больше Малый театр нравился, его знаменитые старухи. Их роли к себе примеряла. Правда, в юности меня представили Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой, которая производила просто потрясающее впечатление. Совсем старенькая, она была изумительно красива, обаяния фантастического. Я тогда подумала: вот в такую женщину может влюбиться и молодой человек. На нашем курсе учились: Алла Покровская, Таня Лаврова, Лена Милиотти, Галя Морачева, Рита Жигунова (Лиепа). Из мальчиков - Слава Невинный, Толя Ромашин, от нелепой смерти которого мы все в шоке, Алик Филозов, Женя и Саша Лазаревы, Володя Кашпур, Гена Фролов, Юра Гребенщиков. Вот такой звездный курс. Когда я с ребятами встречаюсь, всегда смеюсь: я у вас позор курса.

- Вы это серьезно?

- Лишь в последние годы ко мне судьба немножко благоволить стала. А вообще-то актерская моя жизнь не очень-то хорошо сложилась. Да еще в институте мне тяжело приходилось, хотя педагоги были замечательные, а на третьем курсе пришел преподавать художественное слово папа. До нас он читал на старшем курсе, где учились Олег Табаков, Валентин Гафт, Женя Урбанский. И с ребятами на курсе дружба была необыкновенная. Даже сейчас, когда встречаемся, мы как родные. Первые два года Виктор Яковлевич Станицын меня "тянул", говорил, что сделает из меня "вторую Шевченко". (Была во МХАТе такая знаменитая мощная характерная актриса.) Давал Гурмыжскую играть. Но на втором курсе я как-то неудачно показалась в водевиле. И все, он меня уже "не видел". Слез тогда было пролито... Возилась со мной в основном Софья Станиславовна Пилявская. Сделали "Медведя", где я играла вместе с Геной Фроловым. На дипломе была хорошая работа в американской пьесе о летчиках "Огни на старте". А после окончания меня распределили, кажется, в Кострому...

- Это московскую-то элиту?

- Да. И вот тут-то единственный раз в своей жизни папа взбунтовался. Не пустил! Через год меня взяли в Театр Ленинского комсомола, которым руководил Борис Толмазов. Какие актеры тогда там играли! Гиацинтова, Вовси, Пелевин, Соловьев, Серова. И очень симпатичная была молодежь. Жили весело, легко и хорошо. Но играла я небольшие роли. И вообще в театре были не лучшие времена. Главное - неинтересный репертуар.

Но настал и на нашей улице праздник. 10 декабря 1963 года Софья Владимировна Гиацинтова привела к нам Анатолия Васильевича Эфроса. И как же с ним было интересно работать! Эти его фантастические репетиции! У него было невероятное магнетическое воздействие на актеров. Мы как религию приняли его метод.

- А что это за необыкновенный метод?

- Он тогда был увлечен методом физического действия. Он давал актеру как бы конструкцию, каркас роли, определяющий, что в ней главное. Настоящим профессионалом я себя только после работы с ним почувствовала. И была счастлива, играя небольшие роли. Он никогда на актеров не кричал, не унижал. Замечания делал только на ухо: "Умница, замечательно. А сделай еще вот это". Самое страшное для меня было его огорчить. Фантазия и обаяние ему были даны от Бога. А как он умел прочесть пьесу, вытащить глубинные ходы сюжета?! У него побыть на репетиции, даже если ты не занята, было счастьем. Папе очень нравились его спектакли. А каких замечательных артистов он привел с собой из Детского театра?! Тоня Дмитриева, Гена Сайфулин, Лева Дуров, Броня Захарова были воспитаны на его школе, и мы, ленкомовцы, у них учились. Актеры старшего поколения и те играли у него увлеченно. Но в театре же возникло и негативное к нему отношение, начались доносы, были даже антисемитские выпады. Почему это происходило? Некоторым актерам было спокойнее до его прихода. А например, у таких, как Вовси или Соловьев, не было времени на доносы, они сидели на его репетициях и учились. Через три с половиной года его убрали, хотя Гиацинтова боролась за него просто, как львица. Для меня и очень многих в театре это было настоящей трагедией.

А потом в театре была катастрофа. Начали опять ставить Софронова, Михалкова, Солодаря. Бред собачий. При слабейшей режиссуре. Семь лет из моей актерской жизни пропали, я считаю. Это была деградация при том, что я и другие актеры много играли. Ведь еще подлость сделали тогда, убрав Эфроса в Театр на Малой Бронной. Разбили театр. Ему сказали: берите с собой актеров. Сначала десять, потом еще десять. С ним ушли, конечно, его ведущие актеры - Оля Яковлева, Тоня Дмитриева, Лева Круглый, Дуров и другие. А вторая половинка - Саня Збруев, Толя Адоскин, Витя Лакирев, я - так и остались. Никто нам уйти к Эфросу не дал. Но и здесь нам житья не стало. Нас выставили на конкурс. Я была мрачнее тучи. Вспоминаю теперь со смехом те времена. Мама увидела тогда мое состояние и спрашивает: "Тебя - что, в КГБ таскают?". Я говорю: "Все проще, меня выгоняют из театра". Вы знаете, любовь к Анатолию Васильевичу живет в нас, его актерах, до сих пор. Когда встречаемся, то вспоминаем только то счастливое время.

- Ну, и выгнали вас из театра?

- Нет, слава Богу, нас спасла Софья Владимировна и в какой-то степени Нина Львовна Дорлиак - жена Рихтера и тетушка нашего актера Мити Дорлиака. Кто-то ушел. А я решила потерпеть, пока Анатолий Васильевич перетянет нас к себе. И, к счастью, шли еще эфросовские спектакли, которые были так замечательно сделаны, что держались и после него. Когда он пришел на сотый "В день свадьбы" и увидел уже новых актеров, то был страшно доволен. Потому что мы новичкам смогли все объяснить. А в 1974 году в театр пришел Марк Захаров. Он был знаменит по своим тогдашним "хитам" - "Доходному месту" и "Разгрому". Подуло творческим ветром. Но я трудно его понимала. Если Анатолий Васильевич строил твой внутренний мир, то Марк Анатольевич вычерчивал блестящие геометрические фигуры. Мне было трудно переключиться. Получила, правда, я хорошую роль тети Христи в спектакле "В списках не значился". Играла с Сашей Абдуловым, Леной Шаниной. Роль драматическая, это для меня было внове. Партнеры замечательные, интересно было. Театр быстро пошел в гору. Пришли Леонов, Чурикова, Янковский, наши тоже расцвели, например, Саша Збруев. Но что-то такое случилось, что на мне был поставлен большой крест. Без объяснений перестали давать роли. А мне перестали нравиться эти спектакли, где основное - эпатаж, желание озадачить публику. Внутреннего актерского хода в этих спектаклях мало, души. Это часто заменяется хитроумными внешними эффектами. Вот сейчас идет "Мудрец" в Ленкоме и у нас, в "Табакерке" - бесхитростный, милый. Мне он дороже. Не надо замусоривать внешним гениальный текст Островского. Слова - это главное...

- Еще бы у дочери Дмитрия Журавлева было другое отношение к слову...

- Верно, это от папы. Когда ему кто-то из молодых сказал, что хочет выразить себя, он довольно ехидно заметил: "Детка, ты попытайся выразить, что Пушкин написал. Он-то интереснее, чем ты". На спектакле Эфроса я сидела и сопереживала героям всеми силами души, плакала и выходила очищенная этими переживаниями...

- Ну теперь-то вы снова в своей команде?

- Меня хотели выгнать из Ленкома в год, когда умер мой муж. Тогда Чурикова сказала: "Если посмеете это сделать - я уйду". Хотя мы с ней не подруги. Прошло еще несколько лет, и мне все же пришлось написать заявление об уходе. Я это сделала без сожаления, потому что уже работала у Олега Павловича, который пригласил меня в спектакль "Последние" на роль няни. Здесь я действительно попала в свой дом, где радуются твоей удаче, всегда готовы помочь, понимают друг друга с полуслова. Замечательный пример - спектакль "На дне". Никаких там особенных штук нету. Но со сцены идет мощнейшая энергетика, потому что для наших актеров главное - жизнь человеческого духа (по Станиславскому). Можно подсмеиваться над корифеем театра, а от правды не уйдешь. В "Мудреце" у меня крохотная роль гадалки. Олег Павлович поначалу попросил помочь "создать атмосферу" в доме Турусиных. Ну думаю, знает, что я верующая, хожу в церковь, так надо показать как креститься-молиться надо. А он говорит - играй. Мизерная ролька, а я счастлива безмерно. Вообще все, что случилось со мной, - чудо. В 57 лет у меня полностью перевернулась творческая жизнь. Олег Павлович меня к себе пригласил и сказал: "Дело, конечно, не только в этом, но и в этом тоже. Я очень люблю твоего отца". Он помог мне в тяжелейший момент, когда я похоронила мужа, потом папу, потом стали уходить все мои друзья. Сейчас у меня совершенно другая жизнь. Я много играю и работаю с разными молодыми режиссерами, мне интересно жить, несмотря на эти потери. В этом театре все замешано на любви друг к другу, а это для меня особенно ценно. Боже, какие роли доверил мне Табаков в лучших спектаклях театра! Он поборол мой комплекс, который много лет отравлял жизнь, когда каждая новая роль для меня была ужасным испытанием. А теперь я упиваюсь каждым выходом на сцену, хотя, как и раньше, умираю от страха. До смерти буду предана Табакову за все, что он сделал для меня, для мамы, которая тогда еще была жива, для памяти папы.

- По отцовским стопам так и не пошли?

- Еще как пошла. Хотя это две совершенно разные профессиональные техники. Актер должен перевоплотиться в персонаж, а чтец смотрит со стороны, рассказывает о случившемся. Меня фактически это и спасло тогда, после ухода Эфроса из театра, помогло не свихнуться от отчаяния. Папа всегда хотел, чтобы я читала, привел меня в филармонию. Начала с детских программ. А потом началась "цветаевская история". Дочь Цветаевой Ариадна Сергеевна Эфрон замечательно относилась к папе, и вот она как-то ему сказала: "Митя, сейчас все начинают терзать маму. Ну пусть хоть свои терзают, давай Наташка будет читать ее стихи". И тут как раз - Маринин юбилей. 70 лет. Сделали с папой пополам цветаевскую программу "Пушкин и Цветаева". Марину папа тоже очень хорошо знал, ведь его режиссером была сестра ее мужа Елизавета Яковлевна Эфрон, а Марина после возвращения из эмиграции часто у нее бывала. Читать стихи Цветаевой было безумно трудно, ведь папа был очень строгим учителем. Ни аплодисменты, ни успех у публики для меня не были так важны, как папина похвала. Когда я по его глазам видела, что он мной доволен, я была счастлива. Сейчас, к сожалению, не делаю чтецких программ: очень занята в театре и со студентами.

- Наталья Дмитриевна, недавно прошло несколько публикаций о вашей дружбе со Святославом Рихтером...

- Так уж мне повезло: в нашем доме бывали великие, потрясающие люди. Все они дружили с моими родителями, и мы с сестрой открывши рот слушали их. Я не видела Качалова, но когда о нем говорил папа, Василий Иванович и для меня становился божеством. Вот сейчас я преподаю в Школе-студии МХАТ, и мои студенты просто "балдеют", когда я рассказываю им про Пастернака, у которого девочкой бывала. Для них это что-то запредельное. Представляете, Анна Андреевна Ахматова бывала у нас в доме. Порой я девчонкам показываю, как она читала стихи. Ребята мне говорят: "Наталья Дмитриевна, мы через одно рукопожатие от великих". Действительно. У меня в этом смысле счастливая судьба!

«Восточно-Сибирская правда», 11/01/2001.

 

Человек под солнцем

Автор: Светлана ЖАРТУН

 

Алексей Алексеевич Худяков - человек незаурядный во всех отношениях. Он работает начальником отдела искусств комитета по культуре администрации области и знает все о театрах, музеях, библиотеках, филармонии, международных культурных связях. Знает имена людей, работающих там, их достоинства, особенности характера.

Сказывается долгий опыт работы. В семидесятые годы ему, заместителю директора по научной части краеведческого музея, приходилось общаться почти со всеми организациями, связанными с культурой и искусством области, проводить экскурсии для самых именитых и высокопоставленных гостей города. В то время он должен был не только знать историю края, но и уметь убедительно и тактично объяснить, почему, например, нельзя поехать в Ангарск, посетить тот или иной район Иркутска.

Государственный университет Худяков закончил стипендиатом имени Карла Маркса. Мог получить целевое направление в аспирантуру Москвы или Ленинграда, но поехать учиться не смог - была серьезно больна мама. Алексей получил приглашение на кафедру истории СССР. Вчерашний студент стал молодым преподавателем. Все у него складывалось не просто хорошо - отлично.

Первые каникулы после окончания университета и осенняя стажировка с группой старшекурсников и педагогов в Ленинграде. Перед отъездом бабушка попросила Алексея зайти в какую-нибудь церковь в Ленинграде и поставить свечку за упокой души ее племянника Сергея, погибшего во время войны на Пулковских высотах.

Алексей не мог не исполнить просьбы бабушки и поставил свечу в одном из храмов Александро-Невской лавры. Когда вернулись в Иркутск, о его поступке уже знали все. Алексея сочли недостойным работы на кафедре, которая являлась тогда кузницей идеологических кадров. Он долго не верил, что подлейший донос смог помешать его карьере ученого. Не удовлетворившись объяснениями на факультете, он обратился к секретарю партийной организации университета, напрямую спросив, как бы поступил он на его месте. Убеленный сединами идеолог ответил молодому человеку: "Не знаю..."

Он не стал ученым мужем, но заслужил не менее уважаемые звания - "Отличник народного образования" и "Заслуженный работник культуры России". Накопленные знания настолько разносторонни, что, будь свободное время, он мог бы не кандидатскую - докторскую диссертацию защитить.

В управлении культуры Худяков пришелся ко двору как человек творческий. Он с шестого класса занимался в драматическом кружке Дворца пионеров. Алексей Алексеевич и сейчас помнит чувство трепета, которое испытал он тринадцатилетним пацаном при взгляде на прекраснейшую из женщин - своего художественного руководителя Светлану Александровну Ямцун. Она, первый организатор и художественный руководитель детского театра, умела влюблять в него ребятишек, формировала их художественные вкусы и жизненные устремления.

Во Дворце пионеров он занимался до одиннадцатого класса, а потом сам стал художественным руководителем. В этом году исполнилось тридцать шесть лет его увлеченной работы с юношеством. У Худякова хороший коллектив, в нем взрослые и дети чувствуют себя единомышленниками. Те, кто решил посвятить себя театральному искусству, уверенно поступают в специальные училища и вузы страны.

Алексея Алексеевича Худякова вместе с Евгением Александровичем Ячменевым можно по праву считать организатором домашнего театра музея декабристов. С появлением веселых водевилей, литературных композиций, импровизированных музыкальных вечеров дом стал более живым и теплым, будто вернулась в него душа самой хозяйки - княгини Марии Николаевны Волконской.

Увлечение театром для Худякова - хобби, одно из многочисленных увлечений. Основная работа - это организация творческих мероприятия: фестивалей, научно-практических конференций, лабораторий. Каждый раз они бывают новыми, требуя от исполнителей нестандартных решений. Сколько бы ни занимался он этой работой, всегда остаются волнение и мысли, тревожащие ночной сон.

Худяков привык к тому, что он начальник и исполнитель одновременно. Когда руководит, пользуется методом непринужденной беседы и советов. В решении проблемы из множества вариантов умеет находить наиболее оптимальный. В качестве исполнителя точен до педантизма. Себя изведет, окружающих, но добьется необходимого результата.

Алексей Алексеевич помнит много случаев, связанных с его работой; и драматических и курьезных.

Вот, например, история, связанная с поездкой Рихтера в Тайшет. "Какое красивое название, - сказал как-то маэстро, пролетая над Сибирью. - Я хочу здесь играть". Конечно, от Иркутска маэстро сопровождал Худяков. Все предусмотрели устроители гастролей - тепло, свет, питание. Не было рояля, нашли пианино с хорошим звучанием.

Но перед началом концерта Рихтер вдруг вспомнил, что нужен мальчик во фраке, чтобы ноты переворачивать. Искали по всему городу, но подходящего так и не нашли - у одного образование не соответствовало, у другого костюма не было. В результате на сцене оказалась бойкая девчушка в валенках и вязаной кофточке. Она нисколько не смутилась по поводу того, что концертирует вместе с гением.

По долгу службы Худякову хоть и не часто, но приходилось бывать за границей. Человек наблюдательный, из этих поездок он привозит много впечатлений. О курьезах рассказывает с юмором, достойным соперничества с Ираклием Андрониковым: что говорит обо всем серьезно и азартно, не забывая мельчайших подробностей происходящего, с чувством юмора.

Как-то соседи заметили, наблюдая, как он несколько дней подряд, пытаясь вылететь в Японию (была нелетная погода), возвращался домой на шикарной "Чайке": "Какая интересная работа..." Одна из педагогов после его увольнения из университета сказала: "Ты всегда был под солнцем. Теперь попробуй находить его сам..."

В своей непростой жизни Алексей Алексеевич Худяков был и согрет солнцем, и оказывался в его тени. Но в бедах и радости, в невезении и счастье он остается порядочным, добрым и любознательным человеком, профессионалом, работа которого у всех на виду.

«Советская Сибирь», 13/07/2001.

 

Детские годы Новосибирского симфонического

Автор: Евгений ФЕДОРОВ

(Продолжение. Начало в N 112 от 22 июня 2001 г.).

"Трудодни"

 

В середине 50-х годов еще не были отменены жесткие нормы работы симфонических оркестров, учрежденные в годы войны: 14 концертов в месяц. Музыкантам было предписано играть чуть ли не через день. Мы работали по законам военных лет - "сколько позволяют человеческие силы", почти без отдыха. Особенно трудно было тем духовикам, которые по каким-либо причинам не имели так называемых "регуляторов", музыкантов, способных время от времени заменить своего коллегу на концертах.

В первые годы у меня не было помощника. Все выступления оркестра проходили непременно при моем участии, но, как ни странно, я не чувствовал усталости.

Вскоре норма выступлений нашего коллектива была снижена до 11 концертов в месяц, штатное расписание было увеличено, оркестр пополнился новыми талантливыми исполнителями, главным образом выпускниками и преподавателями Новосибирской государственной консерватории. Постепенно условия работы стали улучшаться.

В те годы в каждом творческом коллективе города состоялись обязательные семинары по политическим и экономическим вопросам. Наш оркестр часто посещал секретарь обкома по пропаганде Михаил Семенович Алферов. А однажды начальник управления культуры Егор Кузьмич Лигачев прочитал доклад о тлетворном влиянии буржуазной идеологии на современное мировое искусство. Хорошо помню испуганные глаза Арнольда Михайловича Каца, когда я, вступив в полемику с докладчиком, стал излагать собственное мнение о творчестве художников-символистов. Но, когда Лигачев сказал, что он уважает оппонентов, которые умеют спорить, Кац успокоился.

В 1958 г. мне выпала большая честь - в одном из абонементных концертов нашего коллектива я исполнил Концерт для гобоя с оркестром Гайдна. По словам моих коллег, в Новосибирске впервые прозвучал духовой инструмент не в сопровождении фортепиано, а в сопровождении симфонического оркестра. Многие слушатели говорили мне, что никогда ранее не слышали игру солиста-духовика в абонементных концертах симфонического оркестра.

От победы к победе!

Из года в год оркестр совершенствовал свое мастерство. Нашему творческому росту способствовали регулярно проводимые в 60-е годы всероссийские конкурсы симфонических оркестров. Готовились мы к ним очень тщательно. Согласно правилам проведения конкурсов, первый тур проходил в том городе, где трудится оркестр. Второй тур в Москве, в Большом зале Московской консерватории, куда съезжались все участники. Во время этих праздников мы имели возможность встретиться со своими коллегами из других городов России - Горького, Свердловска, Омска, Ростова, Ульяновска.

В 1961 г.на смотре симфонических оркестров РСФСР наш коллектив разделил с коллегами из Свердловска первое и второе места. А в 1967 г. на конкурсе музыкальных и театральных коллективов России Новосибирский симфонический оркестр получил диплом 1-й степени и стал лауреатом.

Успешные выступления Новосибирского симфонического оркестра на всероссийских конкурсах ковали авторитет не только нашего творческого коллектива, но и его руководителя-А.М. Каца. Спасибо музыкантам оркестра, которые принимали участие в тех памятных концертах.

Обожаемый маэстро

"Генератором" творческих достижений коллектива,безусловно, был (и остается сейчас) его главный дирижер и художественный руководитель Арнольд Михайлович Кац. Его талант, организаторская энергия, трудолюбие, быстрота, с которой он вникает в сущность любой проблемы, обеспечили оркестру быструю популярность в стране.

Конечно,постоянное стремление Каца непременно подчинить себе любого, кто соприкасается с ним по службе, обязательно настоять на своем, превзойти окружающих вносило дополнительные трудности в работу коллектива. Но в те моменты, когда желание показать, "кто здесь хозяин", не отвлекали маэстро от творческих задач, мы, музыканты, видели перед собой не диктатора, навязывающего свою волю, а авторитетного партнера по ансамблю. И тогда хотелось подчиняться каждому движению его волшебной палочки, в зале устанавливались атмосфера творческого подъема и дух взаимного понимания.

Многие полагают, что артисту необходимо кутаться в плащ загадочности и не показываться среди поклонников в те моменты, когда он занят бытовыми проблемами. Наш маэстро не таков. Иногда Арнольда Михайловича Каца упрекают в том, что, общаясь с людьми, он ведет себя как обыкновенный человек, его шуточки не всегда удачны, его поступки не отличаются от поведения заурядных людей, которых мы ежедневно встречаем в автобусах и очередях. Порой он рисуется, как ребенок, и это не облегчает ему творческую карьеру. Когда Кац, распекая провинившегося музыканта, "заводит" сам себя, он порой не может остановиться, теряет самоконтроль, бывает бестактен, неоправданно груб, и тогда требуются большие усилия, чтобы не забыть, что перед нами выдающаяся личность. Но забывать об этом нельзя ни на минуту, потому что заслуги этого талантливого человека перед оркестром и городом несомненны.

Уже в первые годы существования оркестра было ясно, что нашему городу повезло с главным дирижером. Наверное, и Кацу повезло с оркестром. Каждый член оркестрового коллектива, отдавая музыке все лучшее и сокровенное, что хранится в его сердце, невольно и незаметно для самого себя из года в год приумножал авторитет и славу главного дирижера.

Именитые гости

В течение первых пятнадцати лет существования симфонического оркестра Новосибирской филармонии (с1 956 г. по 1971 г.) наш город посетили многие известные отечественные и зарубежные дирижеры. Среди них Р. Баршай, Э. Грикуров, Б. Гусман, О. Данон, В. Дударова, К. Кондрашин, Л. Маазель, Р. Матсов, И. Мусин, М. Паверман, Н. Рахлин, А. Стасевич, Н. Факторов и ч, Б.Хайкин, К.Элиасберг, К. Цекки, Г. Юдин. Почти каждый из них оставил яркий след в умах и сердцах музыкантов нашего города.

Карло Цекки исполнил с нашим оркестром Симфонию N 7 Бетховена, и его трактовка этого сочинения произвела на меня глубокое впечатление. Дирижируя оркестром, Карло Цекки проявлял себя как очень серьезный музыкант, но, когда сходил с подиума, много балагурил. Спустя годы, я заметил, что многие именитые музыканты, проявляющие себя на концертной эстраде глубокими и серьезными художниками, сойдя с подмостков, ведут себя, как дети.

Часто вспоминаю, как эффектно выходил Карло Цекки на поклоны. Он заранее укладывал свой плащ и шляпу на стульчик, стоящий рядом с выходом на сцену, и выходил к публике сначала в плаще, а потом и со шляпой в руках, давая понять, будто спешит на самолет, хотя на самом деле никуда не спешил.

В те годы новосибирские любители симфонической музыки могли послушать игру знаменитых пианистов России: Д. Башкирова, Э. Вирсаладзе, Л. Власенко, Э. Гилельса, В. Горностаевой, М. Гринберг, Б. Давидович, Я. Зака, Р. Керера, Е. Малинина, В. Мержанова, С. Нейгауза, Л. Оборина, Д. Паперно, В. Постниковой, П. Серебрякова, А. Скавронского, Л. Соси ной, С. Рихтера, Н. Штаркмана, Я.Флиера, О. Яблонской и других. Радовали своим мастерством скрипачи Г. Баринова, И. Безродный, М. Вайман, Б. Гольдштейн, Э. Грач, Б. Гутников, В. Жук, В. Климов, Л. Коган, М. Лубоцкий, Д. Ойстрах, В. Пикайзен, Ю. Ситковетский, В. Спиваков, В. Третьяков, Р. Фаин, М. Яшвили. Многие из них , однажды выступив с нашим коллективом, стали охотно включать в маршруты своих гастролей Новосибирск, чтобы еще раз помузицировать с понравившимся оркестром.

Святослав Рихтер приезжал в Новосибирск неоднократно, и каждый раз встреча с ним была праздником. Его игра не только доставляла эстетическое наслаждение, но и учила каждого из нас. В те годы я интересовался проблемой тембра и на концертах Святослава Теофиловича особенно внимательно прислушивался к тому, как меняется звучание рояля в различных исполнительских эпизодах. Под пальцами этого выдающегося музыканта один и тот же инструмент звучал так, будто волшебным образом меняются своды зала.

Слушая игру Рихтера, я думал о том, что мы, исполнители-духовики, оценивая игру своих коллег, много говорим о "красивом, сочном звуке", но редко обращаем внимание на владение широкой палитрой тембровых красок. Между тем хороший музыкант не тот, у кого всегда одинаково красиво звучит инструмент, а тот, кто в каждом исполнительском эпизоде находит звучание инструмента, наилучшее для воплощения данного художественного образа. Духовики нашего оркестра согласились со мною, что управлять во время игры сменой тембра нам легче, чем пианистам, потому что мы формируем качество звука с помощью более тонкого, более чувствительного инструмента, нежели руки, с помощью губ и живого человеческого дыхания. Нам необходимо много работать.

Встречи со Святославом Рихтером принесли большую пользу духовой группе нашего симфонического коллектива и, надо полагать, многому научили артистов и других исполнительских специальностей.

Творчески общаясь с Давидом Ойстрахом, каждый из нас находил что-то полезное для себя. Мне довелось беседовать с великим скрипачом о многообразных формах такого исполнительского приема,как "вибрато". Давид Федорович никогда не использовал его как самоцель, он считал, что присутствие "вибрато" всегда должно быть оправдано художественными задачами. Я посетовал, что композиторы не выработали единое для всех обозначение этого приема, не определили единую знаковую систему для той или иной формы его. Но Давид Федорович лишь рассмеялся: вот и хорошо, что они не вторгаются в эту область!

Ойстрах охотно играл в шахматы с артистами оркестра и радовался, как ребенок, когда ему удавалось обыграть кого-либо из музыкантов. Радовался он довольно часто, потому его класс игры в шахматы был очень высок. Ему особенно нравилось играть с лучшим шахматистом нашего оркестра Михаилом Бламом. Если случался просмотр какой- либо комбинации, Давид Федорович сокрушенно потирал всей пятерней левой руки свой подбородок.

Ойстрах заинтересованно расспрашивал, давал ли нам сеанс одновременной игры в шахматы международный гроссмейстер Марк Тайманов, этот, по его словам, "лучший шахматист среди пианистов и лучший пианист среди шахматистов"? Мы сказали, что Тайманов неоднократно приезжал на гастроли в Новосибирск и играл с нашим оркестром не только на рояле, но и в шахматы. Во время сеанса одновременной игры в шахматы М. Е. Тайманов легко выиграл у всех участников, а когда увидел главного нашего дирижера, изобразил на лице ужас и мгновенно предложил ничью, на которую А. М. Кац согласился с неохотой и сожалением.

Слушая эту историю, Ойстрах заливисто смеялся: "Интересно, как это Кацу удалось уговорить Тайманова на такой спектакль?"

Ойстрах много музицировал с нашим оркестром и однажды даже выступил в качестве дирижера, исполнив Вторую симфонию Брамса. Это было одно из последних выступлений великого музыканта.

Хорошо с родными!

Конечно, играли с оркестром и наши "родные" исполнители, профессора и преподаватели Новосибирской государственной консерватории, особенно часто А. Амитон, Е. Зингер, Г. Пеккер, В. Слоним. Эта четверка пользовалась непререкаемым авторитетом в музыкальных кругах Новосибирска, их рекомендации по творческим вопросам всегда учитывались руководством оркестра.

Большую помощь нашему коллективу оказали опытные и талантливые дирижеры Новосибирского театра оперы и балета М. Бухбиндер и А. Жоленц и, конечно же, долгое время работавшие с оркестром дирижеры Ю. Николаевский, Ю. Факторович, В. Горелик. А. М. Кац мог спокойно уезжать на гастроли в заморские страны, потому что оркестр без него не оставался "беспризорным".

И снова в путь!

В 1970 г. состоялись первые в истории оркестра гастроли за рубежом. Мы выехали в Болгарию, где играли в городах Руссе, Пловдиве и Софии. Болгарская публика очень тепло приняла Десятую симфонию Шостаковича и "Симфонические танцы" Рахманинова и не хотела отпускать оркестр. Вторая часть "Симфонических танцев" была повторена на бис целиком. Такой продолжительный бис редко встречается в исполнительской практике оркестровых коллективов.

Меня удивило, как быстро и четко работает реклама в городе Руссе. На следующий день после концерта рано утром в витринах крупных магазинов центральной части города уже были установлены огромные фотографии с изображением нашего оркестра во время концерта. В Новосибирске даже сейчас не приходится надеяться на подобную оперативность.

В Болгарии нас повсюду сопровождал секретарь Союза композиторов Тихон Николаевич Хренников, который три раза исполнил свой фортепианный концерт. Во время гастролей и долгие годы после них мы постоянно ощущали поддержку возглавляемой им организации.

Никогда не забуду, как во время одного из банкетов Тихон Николаевич вдруг запел русскую народную песню. К нашему удивлению, он пел красиво и абсолютно интонационно чисто, его пение не раздражало даже придирчивого Каца. Вскоре директор нашей филармонии Милантьев стал вторить Хренникову. Тогда Кац, указывая на Милантьева рюмкой "Pliskn", громко сострил: "Из всех гадостей, которые вы мне учинили, Александр Иванович, наибольшая - это ваше сегодняшнее фальшивое пение". Сидящий рядом со мной концертмейстер оркестра Шустин не удержался от хохота - он знал о постоянных стычках Каца с дирекцией филармонии.

Милантьев обиделся на Каца. На следующий день он подошел ко мне и сказал: " Кац, очевидно, не знает, что я беру уроки пения в Новосибирской консерватории. Будь добр, скажи ему об этом!". Когда я рассказал Е. Н. Шустину об этой просьбе Милантьева, мы посмеялись вдоволь и позже часто в веселые минуты повторяли друг другу: "Он ведь берет уроки пения в Новосибирской консерватории!".

Первые годы Новосибирского симфонического оркестра прошли в непрерывном преодолении творческих и организационных трудностей.

Можно только удивляться, каким образом молодой симфонический оркестр смог так быстро и так уверенно заявить о себе, не имея ни своего концертного зала, ни хороших инструментов, испытывая мучительные трудности с жильем для музыкантов, не имея возможности отправлять оркестр на гастроли самолетом. Творческий коллектив, который поначалу с иронией именовали "симфонишенским оркестром Новосибирской филармонии", через 15 лет стал одним из самых уважаемых в стране.

Евгений ФЕДОРОВ. Профессор Новосибирской государственной консерватории им. М. И. Глинки, заслуженный артист России.

«Московская правда», 18/07/2001.

 

Оркестр и его дирижер. Владимир Зива: "Прекрасная, но забытая музыка"

Автор: Ирина ШВЕДОВА

Московский симфонический оркестр более десяти лет назад был образован как первый частный оркестр. Он - обладатель "Золотого диска". "Высокопрофессиональное содружество музыкантов", "Лучший оркестр года" - такие отзывы критики и экспертов получил коллектив, давая многочисленные концерты в России и за рубежом. Для москвичей визитной карточкой МСО стал абонемент в Большом зале Московской консерватории "Памятные музыкальные даты". Несколько лет назад сотрудничать с оркестром начал известный дирижер Владимир Зива. Не так давно он стал главным дирижером. Сегодня Владимир Зива гость "МП".

- Владимир Петрович, вы выпускник двух старейших консерваторий - Ленинградской и Московской. А как стали дирижером?

- Все решил случай. Меня пригласили работать в Камерный музыкальный театр Бориса Покровского. На одном из спектаклей побывал Святослав Теофилович Рихтер. Он и предложил мне стать дирижером- постановщиком оперы Бриттена "Альберт Херринг" на зарождавшемся в те годы международном музыкальном фестивале "Декабрьские вечера". За этой оперой последовали другие работы - как на фестивале, так и в театре совместно с Борисом Александровичем. Поэтому считаю необычайным везением, что мое становление как музыканта шло под внимательным взглядом и при поддержке этих двух выдающихся людей. В Московской консерватории я был дирижером трех студенческих оркестров, одновременно являясь ассистентом -дирижером Дмитрия Георгиевича Китаенко в оркестре Московской филармонии.

- А потом стали главным дирижером симфонического оркестра в Нижнем Новгороде?

- Тогда, в 1991 году, на волне демократии, музыканты получили уникальную возможность выбирать дирижера. Я несколько раз работал с этим оркестром. Горжусь, что подавляющим числом голосов меня, совсем молодого и не такого уж опытного дирижера, выбрали главным дирижером крупного коллектива. 12 лет я совмещал работу там с другими своими проектами. Когда губернатором был Борис Немцов, чувствовалось, что оркестр является достоянием города, им гордились, ему помогали. Губернатор часто приходил на наши концерты. Бывали на них и члены правительства России, например Виктор Степанович Черномырдин, и даже Маргарет Тэтчер. Не было проблемы поговорить лично с губернатором о том, что нужно коллективу. Борис Ефимович, например, оплачивал наши поездки на гастроли. Об оркестре тогда заговорили, писали в ведущих западных газетах. Немцов - один из немногих, кто отнесся к моему уходу с сожалением, хотя уже давно не был руководителем области. Увы, с переменой власти отношение к оркестру изменилось. Сейчас там процветают социалистические принципы в худшем смысле слова - и в городе, и в филармонии. Это заставило меня сделать выбор в пользу Москвы...

- ...и частной инициативы?

- Здесь никто не вмешивается в репертуарную политику оркестра. Прежде чем согласиться на должность главного дирижера, я довольно долго проверял себя. Провел европейские и японские гастроли с оркестром, выпустили несколько дисков. Поэтому все получилось естественно. Когда-то меня назначили дирижером в Малый оперный театр в Ленинграде. Там я отработал несколько сезонов и понял: не мое. А здесь все складывается неплохо.

- С кем-то из музыкантов пришлось расстаться?

- Разумеется. Но лишь по профессиональным причинам. У меня не авторитарный стиль руководства, но есть своя определенная планка, которую я не должен занижать. К нам приходят музыканты по конкурсу, иногда из других оркестров.

- Оркестров в Москве не один и не два. А в чем особенность именно вашего коллектива?

- На свете так много хорошей музыки! Поэтому наша визитная карточка - прекрасная, но забытая или очень редко исполняемая музыка. Это принцип нашей репертуарной политики. Заметьте, в нашем абонементе звучит музыка почти четырех столетий, но мы играем не только шлягеры, а в основном те произведения, которые мало известны московским слушателям. Имена некоторых композиторов как бы не на слуху. За последние четыре года, что я сотрудничаю с оркестром, мы исполнили, например, такое потрясающее произведение, как Вторая симфония Шимановского, а также музыку Йозефа Сука, Макса Регера, Чимарозы, Шоссона. Или произведения выдающегося современного российского композитора Караманова, к которому сейчас большой интерес у многих музыкантов. Горжусь, что мы одни из первых обратили на него внимание. Записаны редко звучащие Первый и Третий фортепианные концерты Метнера, Четвертая симфония и "Концерт вальсов" Владимира Рябова (он один из последних учеников Арама Ильича Хачатуряна).

- А почему музыка, как вы говорите, гениальная, не становится шлягером?

- В силу разных обстоятельств. Например, она бывает очень сложной для исполнения, как Вторая симфония Шимановского.

- Выходит, сложная, но не для Московского симфонического оркестра под вашим руководством?

- Да, сегодня я могу смело сказать, что оркестр в прекрасной форме. Духовая группа, безусловно, одна из лучших в Москве. Проблема струнных, как и везде, существует. Но эта трудность преодолима - в том случае, если педагогические традиции не прервутся в связи с массовым отъездом лучших преподавателей консерватории. То, что вернулась и преподает выдающаяся виолончелистка Наталья Гутман, замечательный альтист Юрий Башмет имеет свой класс, внушает оптимизм. Слава Богу, у нас есть люди, для которых Россия - не пустой звук.

- За рубежом часто выступаете?

- Особенно на фестивалях. В прошлом сезоне выступили на фестивале классической и джазовой музыки на Кипре, провели Каннский фестиваль российского искусства, принимали участие в фестивалях в Брно, Братиславе. Совершили большое турне по городам Италии, Финляндии.

- Вы, кажется, активно работаете не только на ниве симфонической музыки?

- Я рад тому, что МСО, в отличие от других симфонических оркестров, плодотворно работает и в балете. Например, мы участвовали в спектакле "Ромео и Джульетта" Сергея Прокофьева в постановке Юрия Григоровича в Кремлевском балете. Есть проекты совместных концертов с крупнейшими джазовыми исполнителями. Я вообще считаю: чем больше у оркестра сфер деятельности, тем лучше для него. Это современно в конце концов. Например, мы единственные, кто проводит мастер-класс для молодых российских и зарубежных дирижеров. В течение последних четырех лет один из самых известных педагогов по дирижированию из Финляндии маэстро Йорма Панула ведет свой мастер-класс по дирижированию на базе МСО. В апреле этого года мы играли в зале Московского университета для студентов и преподавателей и надеемся сыграть там еще цикл концертов. Помимо этого, МСО неоднократно принимал участие в крупных благотворительных акциях, таких, как концерты в пользу Фонда детей, страдающих лейкемией, для Российской ассоциации врачей, для Фонда Рональда Макдональда, открывшего в Москве центр для детей-инвалидов, и других. Все это - в сфере наших интересов.

- А в российской провинции бываете?

- Обязательно. Хотя гастроли по России убыточны. У нас, увы, нет таких импресарио, нет специалистов, заинтересованных в пропаганде музыки по России. А я-то прекрасно знаю, что в провинции есть потребность в классической музыке. Недаром в Тольятти, в Архангельске, в Краснодаре возникли свои симфонические оркестры.

- Чем порадуете в будущем сезоне?

- Абонементный цикл начнется 13 октября (но это не значит, что не будет наших концертов раньше). Наши постоянные слушатели снова будут знакомиться в основном с новыми для себя произведениями. Многие из них вообще никогда в Москве не звучали или звучали бог знает сколько лет назад. "Фаэтон" Сен-Санса, Фантазия для фортепиано с оркестром Дебюсси, Лирическая симфония немецкого композитора Александра Цемлинского, увертюра к опере "Орестея" Танеева. Несправедливо забыт такой замечательный композитор, как Антон Аренский, а ведь он ученик Чайковского. Мы исполним его концерт для скрипки с оркестром. Прозвучат также произведения Глазунова, Скрябина, Гайдна, Шуберта, Метнера, Калинникова...

- Господи, как вы столько музыки можете держать в голове?

- Такая уж у меня профессия...

Тихоокеанская звезда, 30-10-2001

 

ДА, МЫ ФАНАТИКИ!

Автор: М. Савин

Как легко и органично входит в человеческую душу музыка Чайковского, так естественно родилась и ассоциация любителей его музыки. Ей исполняется 10 лет. Как, с чего началось это увлечение многих хабаровчан, сегодня рассказывает один из организаторов профессор М. Савин, вице-президент ассоциации.

Летопись ассоциации начинается с августа 1991 г., когда автор этих строк получил письмо от Святослава Рихтера с его согласием стать президентом ассоциации. Внимание великого маэстро вдохновило нас, и уже 13 ноября состоялось первое заседание. За прошедшие 10 лет было организовано и проведено 90 встреч с творческой интеллигенцией, гостями из других городов России и заграницы, неизменно проходивших в уютном музыкальном салоне научной библиотеки.

Радость и дружелюбие, непринужденность, подлинный интерес, разноплановость тем - все это привлекало на наши заседания неординарные творческие натуры, проявлявшиеся в разных качествах. Профессор В.Д. Линденбратен многократно выступал в роли ученого, популяризатора науки, чтеца-декламатора, занимательного рассказчика. Всегда радовали кандидат искусствоведения А.А. Никитин, писатель Ю.В. Ефименко, доцент Ф.С. Жарская, засл. арт. России В.Я. Блинков и многие другие.

У нас наладилась тесная связь с родными Чайковского, его внучатыми племянницами К.Ю. Давыдовой, К.Н. Мамоновой, И.Н. Алексеевой (первых двух уже нет в живых, а Ирина Николаевна отметила свой 100-летний юбилей) и правнучатым племянником композитора, американским писателем В.Н. Волковым. Эти удивительные люди, свято хранившие память о своем великом предке, предоставили ассоциации свои книги, воспоминания о четырех братьях композитора, фотографии и другие оригинальные материалы.

31 октября состоится юбилейное заседание ассоциации в детском эстетическом центре. Будет звучать несравненная музыка Чайковского, царить улыбки, доброта - как на встречах старых друзей.